- Вот у Петра Дзюбенка извела она корову, у Юрчевских отравила собак за то, что одна из них была ярчук (Ярчук - собака, родившаяся с шестью пальцами и, по мало российскому поверью, имеющая..
Бурлеск становится последним убежищем инстинкта самосохранения. Однако мне бы хотелось предупредить читателя, мало знакомого с моей манерой ..
Это может быть только Георг Фогель, Петер Дингельдайн или я, потому как мы трое - самые старослужащие. Ты должен устроить, чтобы тех двоих услал..
"Да, может быть, это и не Пиратка вовсе? - подумал нищий. - Ишь какой жирный стал да гладкий. Да нет же, - конечно, Пират: и шерсть его коричневая, и подпалина на груди белая, вот и ухо левое разорванное". - Пиратушка, миленький мой! Чего же ты сердишься-то на меня, глупый?.. Пират вдруг перестал рычать, подошел к старику, осторожно обнюхал его одежду и завилял хвостом. В ту же минуту на крыльце показался дворник, громадный рыжий детина в красной канаусовой рубахе, в белом переднике, с метлой в руках. - Тебе чего, старик, надобно здесь? - закричал дворник. - Иди, иди, откедова пришел. Знаем мы вас, сирот казанских. Пиратка! Пойди сюда, чертов сын! Пиратка сгорбился, поджал хвост и заскулил, переводя глаза то на дворника, то на своего хозяина. По-видимому, он был в большом затруднении, и в его собачьей душе совершалась какая-то тяжелая борьба. - Пиратка, сюда! - возвысил голос дворник и хлопнул себя ладонью по ляжке, призывая собаку. Пиратка еще раз взглянул жалобными глазами на старика, сгорбился больше прежнего и виноватой походкой пополз к дворнику. Старик, шатаясь, вышел на улицу. В час ночи на спиридоновском дворе вдруг раздался Пираткин вой, заунывный, настойчивый вой, в котором слышалось осмысленное отчаяние и горе. Спиридонов проснулся от этих зловещих звуков, и ему стало жутко. - Ишь ты, пес проклятый, - проворчал он, чувствуя, как у него по спине и голове бегают мурашки, - точно смерть чью-нибудь накликает, право. После этого Спиридонов напрасно старался заснуть. Прошло полчаса, час... Пират все не прекращал своего ужасного воя. Купец встал с постели, надел шлепанцы и, спустившись в кухню, приказал дворнику исследовать причину собачьего воя, а самую собаку отпустить, чтобы спать не мешала. Дворник оделся и вышел на двор. Было темно, дул ветер, а с неба из быстро и низко несущихся туч сеял мелкий, теплый весенний дождь. Пират тотчас же узнал дворника, подошел к нему, лизнул его руку и побежал вперед, изредка останавливаясь и тихим визгом зовя за собою дворника. Дойдя до запертой садовой калитки, Пиратка остановился и опять начал свой отчаянный вой. Сначала дворник, пока его глаз не привык к темноте ночи, не мог ничего разобрать, но потом вдруг он испустил неистовый вопль, окаменев на месте от безумного ужаса, сковавшего его члены. На ближайшей к решетке развесистой липе слабо качался, едва не касаясь ногами земли, страшный, вытянувшийся человеческий силуэт... Это покончил все жизненные расчеты бывший Пираткин хозяин.
Вострепетала тьма, лишь только луч пустился, Лишь только в вышине подвигнулся с небес, Горящею стрелой дом смертных осветился, И мрак перед тобой исчез.
О солнце, ты — живот и красота природы, Источник вечности и образ божества! Тобой жива земля, жив воздух, живы воды, Душа времен и вещества!
Чистейший бурный огнь, лампада перед вечным, Пылающе пред ним из темноты густой, Волнующаяся стремленьем быстротечным, Висяща в широте пустой!
Тобою всякое дыханье ликовствует, Встречает радостно лицо твое вся тварь, Пришествие твое вседневно торжествует; Небесных тел ты — вождь и царь!
Объемля взором всю пространную державу, Вовеки бодро бдя, не дремля николи, Великолепствуя, вещаешь божью славу, Хваля творца по всей земли.
ПРОТИВУ ЗЛОДЕЕВ
Ты ямбический стих во цвете Жестоких к изъяснению дел Явил, о Архилох1, на свете И первый слогом сим воспел! Я, зляся, воспою с тобою, Не в томной нежности стеня; Суровой возглашу трубою: Трохей2, сокройся от меня! О нравы грубые! О веки! Доколе будут человеки Друг друга мучить и губить, И станут ли когда любить, Не внемля праву мыслей злобных, Свой род и всем себе подобных, Без лести почитая в них Свой образ и себя самих? В пустынях диких обитая, Нравоучений не читая, Имея меньшие умы, Свирепы звери, нежель мы Друг друга больше почитая, Хотя не мудро говорят, Всё нас разумнее творят. Ни страшный суд, ни мрачность вечна, Ни срам, ни мука бесконечна, Ни совести горящей глас Не могут воздержати нас. Злодеи, бойтесь, бойтесь бога И всемогущего творца! Страшитеся судьи в нем строга, Когда забыли в нем отца!
СТИХИ г. ХИРУРГУ ВУЛЬФУ
Во аде злобою смерть люта воспылала, И две болезни вдруг оттоль она послала, Единой — дочери моей вон дух извлечь, Другою — матери ея живот пресечь. На вспоможение пришел ко мне разитель, Искусный горести моей преобразитель. Болезнь он матери одним ударом сшиб, И жар болезни сей погиб...
