Когда гумагу какую нужно подписать, или в волости дело, или что... никто не может... Староста печать только кладет, а сам не знает, что в ней напечатано... То хорошо было бы для всех, если бы кто умел расписаться. Такая заботливость Ярмолы - заведомого браконьера, беспечного бродяги, с мнением которого никогда даже не подумал бы считаться сельский сход, - такая заботливость его об общественном интересе родного села почему-то растрогала меня. Я сам предложил давать ему уроки. И что же это была за тяжкая работа - все мои попытки выучить его сознательному чтению и письму! Ярмола, знавший в совершенстве каждую тропинку своего леса, чуть ли не каждое дерево, умевший ориентироваться днем и ночью в каком угодно месте, различавший по следам всех окрестных волков, зайцев и лисиц - этот самый Ярмола никак не мог представить себе, почему, например, буквы "м" и "а" вместе составляют "ма". Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал минут десять, а то и больше, причем его смуглое худое лицо с впалыми черными глазами, все ушедшее в жесткую черную бороду и большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения. - Ну скажи, Ярмола, - "ма". Просто только скажи - "ма", - приставал я к нему. - Не гляди на бумагу, гляди на меня, вот так. Ну, говори - "ма"... Тогда Ярмола глубоко вздыхал, клал на стол указку и произносил грустно и решительно: - Нет... не могу... - Как же не можешь? Это же ведь так легко. Скажи просто-напросто - "ма", вот как я говорю. - Нет... не могу, паныч... забыл... Все методы, приемы и сравнения разбивались об эту чудовищную непонятливость. Но стремление Ярмолы к просвещению вовсе не ослабевало. - Мне бы только мою фамилию! - застенчиво упрашивал он меня. - Больше ничего не нужно. Только фамилию: Ярмола Попружук - и больше ничего. Отказавшись окончательно от мысли выучить его разумному чтению и письму, я стал учить его подписываться механически. К моему великому удивлению, этот способ оказался наиболее доступным Ярмоле, так что к концу второго месяца мы уже почти осилили фамилию. Что же касается до имени, то его ввиду облегчения задачи мы решили совсем отбросить. По вечерам, окончив топку печей, Ярмола с нетерпением дожидался, когда я позову его. - Ну, Ярмола, давай учиться, - говорил я. Он боком подходил к столу, облокачивался на него локтями, просовывал между своими черными, заскорузлыми, несгибающимися пальцами перо и спрашивал меня, подняв кверху брови: - Писать? - Пиши. Ярмола довольно уверенно чертил первую букву - "П" (эта буква у нас носила название: "два стояка и сверху перекладина"); потом он смотрел на меня вопросительно. - Что ж ты не пишешь? Забыл? - Забыл... - досадливо качал головой Ярмола. - Эх, какой ты! Ну, ставь колесо.
... (Уходит; слышно, как он запирает снаружи дверь.)
Явление 2
Розина (одна). Ха-ха! Как он строго за мной присматривает... да напрасно беспокоится. Я ему не жена; я уж успела присмотреть себе мужа... Запирает парадный вход, а черная лестница-то на что... Хорошо, что Анисья с нами заодно... А то беда, сиди одна в четырех стенах да считай птиц на потолке. Он меня перехитрить хочет... напрасно! не видать ему моего приданого. Я знаю, что батюшка оставил завещание; найду его и вытребую деньги... И выду не за него... Какой он муж! Сам толстый, ноги как у дрозда, точно каменный дом на деревянном фундаменте... А он — какая разница!
Он и ловок, и прекрасен, И умен он, и учен, Взгляд его так нежен, ясен, И меня так любит он. Лучше в свете нет мужчины, Будет мне с ним вечный пир... Не видать тебе Розины, Мой дражайший ювелир! Я читала у Бальзака: "Как-то всё идет не так Там, где муж еще до брака Поступил давно уж в брак!" А у дяди уж морщины, Он по шею заплыл в жир... Не видать тебе Розины, Мой дражайший ювелир!
Явление 3
Розина и Анисья.
Анисья. Стучатся, сударыня, с черной лестницы... Я спрашивала... Это Филипп Иваныч. Прикажете впустить?.. Розина. Ах, боже мой, разумеется! И ты еще спрашиваешь... Анисья. Признаться, я уж сама не рада, сударыня, что вошла в ваше дело... Когда мы сюда переехали, барин мне строго наказывал не пускать никого по черной лестнице, да и обещал наказать, коли пущу... А я вот кате послушалась...
